Охотники на людей - Страница 88

Краем глаза Борис заметил Георгия, вцепившегося мертвой хваткой в горло какого-то патлатого здоровяка. Рыжий напоролся на обломок копья, который все еще сжимал в руках его противник. Меч Георгия — тот самый меч, который чуть не достался Борису, — торчал из шеи копейщика.

Судя по всему, эти двое насадили друг друга на сталь только что. Оба, вон, еще подрагивают в агонии. И кровь из тел хлещет вовсю. И на лицах — маска боли, а не маска смерти. И шевелятся бледные губы. И в глазах — осмысленный взгляд. Но это ненадолго.

Колизей надрывался. Борис начал прислушиваться к тому, о чем кричат зрители. Начал разбирать слова. Собственно, слов-то было всего два.

— Трахни! Убей! Трахни! Убей! — скандировали трибуны.

Борис удивленно глянул за пластиковую ограду. Они это что, всерьез?

Возбужденные люди в VIP-зоне яростно жестикулировали обеими руками. Большой палец, опущенный вниз, — знак смерти. И средний палец, торчащий верх. Совсем другой знак…

— Трахни! Трахни! Убей!

Было похоже, что — да. Что всерьез. Разгоряченная публика жаждала не одной только крови. Публика хотела увидеть клубничку в крови.

Борис растерялся настолько, что не уследил за чернявой. Изловчившись, та неожиданно извернулась всем телом, больно ударила его по рукам свободной ногой. Вырвала другую ногу из захвата. Перекатилась в сторону — туда, где валялся меч бородача с разбитой головой.

Он едва опередил ее. Ногой отшвырнул меч в сторону. Подошел к девчонке.

Та запаниковала. Быстро-быстро поползла от Бориса спиной назад. Кажется, она даже… Да, она плакала! Видимо, понимала, что другого оружия ей схватить уже не дадут.

Чернявая не отрывала глаз от палки в его руке. В сломанной, потрескавшейся, перепачканной кровью дубинке все еще торчал ее кинжал.

— Трахни ее! Убей! — рокотали трибуны.

— Лучше убей сразу! — истерично выкрикнула чернявая, захлебываясь в слезах.

Сейчас она вовсе не казалась необузданной дикой. Сейчас она была перепуганной вусмерть девчонкой.

— Слышишь, пятнистый, лучше убей!

Да какой он сейчас пятнистый-то?! Сейчас он такой же трес, как и она. Такой же гладиатор.

Ни убивать ее, ни тем более чего другого над ней сотворять Борису не хотелось. Но…

— Трахни! — требовал стадион.

Очень интересно — и как же? Он вообще не представлял, как это можно вот так, вот здесь, на арене, под прицелом камер и тысяч глаз. Гвоздь, может быть, и смог бы. Но он не Гвоздь.

— Трахни! Трахни! — ревели трибуны.

— Все равно не дамся! — отползала она от него. — Не лезь! Пожалеешь!

Успокоить бы ее нужно. Для начала. Нокаутировать, к примеру. А дальше…

Что будет дальше, он и сам пока не знал. Очень хотелось бы верить, что на этом все и закончится. Но не очень в это верилось.

Девчонка вертелась на своей тощей заднице, как волчок, — не подойти. Всякий раз, когда Борис приближался, она поворачивалась к нему ногами и больно лягалась.

— Послушай, дура! — Он в очередной раз шагнул к ней.

— Отвали-и-и! — взвизгнула она.

Лягнулась снова. На этот раз удар пришелся подколенную чашечку. Больно! Прихрамывая и цедя сквозь зубы ругательства, Борис отступил. И…

— Я сейчас! — донесся чей-то хриплый голос.

Краем глаза он заметил движение слева. Так, выходит, не все гладиаторы еще в ауте!

Борис резко развернулся всем телом.

Перед ним стоял бородач. Опять…

Невозможно! Очухаться после такого удара! И так быстро! Оказалось — возможно.

Бородатый дикарь словно вышел из кошмарного сна. Безоружный и страшный. Разбитая морда. Кровь в волосах. Один глаз — выбит. Другой горит безумным блеском. На губах — сумасшедшая улыбка. К подбородку, перемазанному вязкой юшкой, прилипли выбитые зубы.

— Дочка, я сейчас! — невнятно пробормотал он.

Дочка? Борис удивленно вытаращил глаза. Он, похоже, напрочь вышиб мужику мозги. Однако безмозглый противник был все еще жив. И что самое скверное: он готов был убивать.

Вероятно, в помутненном рассудке несчастного отца чернявая прочно ассоциировалась с мертвой дочерью. Что ж, они действительно были чем-то похожи. А ведь в глазах безумца даже минимальные общие черты могут перерасти в полную идентичность.

— Сейчас, дочка, я сейчас!

Скверно, очень скверно! Такого психа трудно будет одолеть.

Уклониться от сокрушительного удара Борис не успел. Подвела отбитая нога. Кулак треса бросил его спиной на песок. Бородач навалился сверху. Что-то бормоча, хрипя, брызжа в лицо потом, слюной и кровью, размахнулся снова.

Глаз треса — чуть навыкате, налитый красным — пылал огнем безумия.

На этот раз Борис ударил первым. Быстро, сильно, резко. Двумя руками сразу. По ушам.

От таких ударов лопаются барабанные перепонки. Другого бы такой удар оглушил и дезориентировал на несколько секунд. У другого голова бы взорвалась от боли.

Но этот трес, этот толстокожий, перемазанный пылью и кровью бородатый танк, слетевший с катушек, казалось, совершенно не чувствовал боли. Он, похоже, вообще сейчас ничего не чувствовал и желал только одного. Смерти Бориса.

Кулак бородача обрушился сверху. Раз, и еще раз, и еще…

Борис вертелся и сопротивлялся, как мог. Бил в ответ и старался сбросить с себя противника.

Он ткнул бородача в лицо и едва не выковырнул ему второй глаз. Но даже это не помогло.

Против такой тупой и беспощадной силы все было бесполезно.

Тяжелый кулак поднимался и бил. Монотонно, размеренно. Снова и снова. Борис терял время, и с каждым утраченным мгновением уходили силы.

Еще один удар треса — словно молотом по черепу.

Борис почувствовал, что отключается. Ощутил чужие руки, цепкие и сильные, как клещи, на своей шее. Мертвую хватку, мешающую дышать.