А народу в одной тресовозке после удачного рейда может помещаться до ста человек… Голов…
Да, тесновато будет, конечно, но с учетом хорошей вентиляции и помывок — не смертельно. У охотников-хэдов нет цели умерщвлять свою добычу в душегубках. У них другая задача — доставить живой товар к месту продажи в целости и сохранности. Так что по сравнению с рабами-неграми, которых месяцами везли по морской болтанке в переполненных корабельных трюмах, у пассажиров тресовозки условия вполне комфортные.
Правда, сам Борис и дня бы не хотел провести в подобном «комфорте».
Как и положено по инструкции, он следил за заключенными через решетку. Дикие в пустом и просторном (пока еще пустом и просторном) салоне сбились в кучку. Сидели на незагаженном пока полу, в самом центре. Подпрыгивали вместе с машиной на кочках и ухабах. Косились на него. Все — подавленные, вялые после парализатора. Ошеломленные и отчаявшиеся.
Чернявая была совсем рядом. Клетка для буйных находилась в паре шагов от места контролера. Взгляд Бориса нет-нет да и соскальзывал на нее.
Чернявая кое-как застегнула непослушными еще пальцами джинсы, надела майку, влезла в куртку и теперь, морщась, сосредоточенно разминала руки и ноги. Восстанавливала чувствительность в конечностях. Остаточное действие сильного парализатора, наверное, тоже не очень приятная штука.
Ага, вот, кажется, девчонка окончательно пришла в себя.
Встала. Пошатываясь и чуть согнув ноги в коленях, шагнула к решетке. Дошла, несмотря на сильную тряску. Схватилась за прутья, прислонилась лицом к железу. Сейчас ее личико, не искаженное судорогой, выглядело весьма мило. Даже раскрасневшееся от злости, даже с горящими ненавистью глазами. А уж если это лицо еще и отмыть…
И фигурка, между прочим, что надо. Вот только шрамы на руках, шее и груди… А впрочем, и с ними за такую симпатягу неплохо заплатят.
М-да, хороша, стерва! Были бы деньги — купил бы себе такую. Да, вот именно такую бы и купил.
Но таких денег у него нет. И заработает он их еще не скоро.
Борис заметил, как побелели тонкие пальцы, вцепившиеся в железные прутья. Спохватился. Вообще-то подпускать буйных к решетке вплотную запрещалось.
— Эй! — крикнул Борис. — Ну-ка, назад! Живо!
Но девчонке было наплевать на хэдхантерские правила. Она не моргая смотрела на конвоира.
«Змея!» — передернуло Бориса.
— Это ведь ты меня подстрелил, а, пятнистый? — обратилась к нему дикая. Голос был негромкий и приятный. Ласковый почти.
Она улыбалась. Так, как будто хотела его сожрать. Отчетливо белели ровные зубки (редкость вообще-то для диких, за такие зубки любой покупатель с ходу накинет полцены), заиграли ямочки на щеках.
— Ну, я, — буркнул Борис.
И прикусил язык. Вступать в разговор с тресами охраннику-контролеру не положено.
— Отойди от решетки, — посоветовал он. — Разряд словишь.
На пульте контроллера имелась кнопка, позволяющая влегкую выполнить эту угрозу. На внутренней двери висела предупреждающая табличка, которую дикая не могла не видеть.
Пленница, однако, и не подумала отходить.
— И что, много ли ты на мне заработал? Какую подачку кинули тебе командиры?
Борису этот разговор не нравится. Да и вообще обидно слушать такое. Ничего ведь он на своем первом тресе не заработал. Ухо аннулировал его баллы за стычку с Гвоздем.
— Отойди, говорю! — прохрипел Борис.
Конечно, он мог бы пустить ток на решетку сразу, без разговоров — Гвоздь, наверное, именно так бы и сделал, но…
Какое-то «но» ему мешало. Не хотелось почему-то шарахать чернявую разрядом. Не было в этом пока необходимости. Девчонка и так уже настрадалась.
— Ты ведь у них новичок, да? Салага? — Она блеснула глазами. — Суетишься, дергаешься, говоришь много.
— Пасть закрой!
Чернявая перестала улыбаться.
— Я тебя убью, пятнистый, — вдруг тихо, но отчетливо, с грудным придыханием произнесла она. Сказала так, как иные экзальтированные барышни шепчут своему избраннику признание в любви.
— Чего? — опешил Борис. Такая заява! Оч-чень неожиданно…
— Убью, говорю, тебя. Потом. Земля круглая, пятнистый, а мир тесен. Когда-нибудь мы с тобой встретимся так, что решетки между нами не будет.
Ну надо же, какой пафос и какая уверенность! Девчонка, брошенная в тресовозку, грозит расправой хэдхантеру…
— Для такой встречи тебе нужно сначала освободиться, — усмехнулся Борис. — Как минимум…
— Однажды я уже освободилась, — Она коснулась своей левой груди, уже упрятанной под майку и куртку.
Значит, Стольник прав? Значит, на груди чернявой в самом деле был вытатуирован идентификационный номер?
— Посмотри на меня внимательно, пятнистый. Посмотри и запомни: ты видишь свою смерть.
Он снова не смог сдержать улыбки. На понты берет дикарка! Только неумело как-то, неубедительно! Все-таки свою смерть Борис представлял несколько иначе. Совсем иначе он ее представлял.
Все это становилось забавным.
Чернявая улыбнулась ему в ответ. Одними губами. Ледяной улыбкой, от которой, казалось, зазвенел воздух в контролерском тамбуре. Глаза дикой не улыбались… Наверное, такие глаза действительно могли бы принадлежать старухе с косой.
Бориса перестало забавлять происходящее.
— Знаешь что, смертушка, — процедил Борис, — Вообще-то если бы не я, тебя бы вы…ли, как дохлую сучку.
Он вспомнил искаженное лицо Гвоздя, его хриплый голос и руки, судорожно стягивающие джинсы с обездвиженного тела чернявой девчонки.
— Во все дырки вы…ли бы!
Она смотрела ему в глаза долго и внимательно. Борис игру в гляделки выдержал без особых проблем.